Иван Толстой: Михаил Григорьевич, вы только что переиздали книгу Юрия Мальцева об Иване Бунине. Я посмотрел: ее первое издание даже выложено в сети, и сделал это неутомимый Андрей Никитин-Перенский из Мюнхена, владелец, организатор, создатель электронной библиотеки всевозможной литературы – и только, кстати, русской. Его библиотека называется ImWerden.
Если эта книга теперь настолько доступна, то в чем смысл ее переиздания?
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Поверх барьеров с Иваном Толстым
Михаил Талалай: Да, спасибо за этот важный вопрос. Действительно, только что переиздан "Бунин" Мальцева. Начнем с того, что мы, конечно, все знаем, что хорошие книги надо переиздавать, чтобы они жили, и не только классику. Уверен, что серьезные литературоведческие, филологические, исторические труды тоже должны быть переизданы, попадать в новые сферы, иметь новые комментарии, новых читателей.
Людям нашего поколения нужно перелистывать, нужны тактильные ощущения от бумаги, от ее шороха
Мы с вами, конечно, знаем, что читатели бумажных книг – это преимущественно люди нашего поколения, которые утверждают, что им нужно перелистывать, нужны тактильные ощущения от бумаги, от ее шороха, всё это важно. Как-то в нашем мозгу это существенная основа для восприятия текста.
Конечно, сайт Андрея Никитина-Перенского замечательный, я сам с большим удовольствием им пользуюсь, и это отчасти благодаря вам, Иван Никитич, потому что вы, по-моему, часто пропагандируете Андрея. Я выложил у него с десяток моих книг, извините за саморекламу. И если кого заинтересует мое личное творчество, то, пожалуйста, заходите на сайт ImWerden, потому что эти мои книги, которые я там выложил, они уже разошлись и действительно труднодоступны.
Я до сих пор не понимаю отношения наших издателей к этому обстоятельству – наличию текста в сети. Когда я предлагаю проекты насчет книг, которые уже выложены, кто-то мне говорит: "Михаил Григорьевич, но это, однако, есть уже в сети". А некоторые издатели говорят: "Ну и что же с того, мы сделаем бумагу". Я, признаться, не заходил вглубь такого разного отношения. Слава Богу, есть издательство "Алетейя", которое, я знал изначально, не боится этих сетевых выкладок. Поэтому, когда первый раз я издавал Мальцева в той же "Алетейе", а теперь снова предложил опять-таки Мальцева, предупредив, что книга есть в сети, мне Игорь Александрович Савкин говорил: "Ничего, если в сети, а мы сделаем бумажную книгу. Мальцева рады печатать".
Обложка книги "Неизвестный Бунин". Петербург, Алетейя, 2024
Почему же я взялся именно за эту книгу? Меня знают как специалиста по русской Италии, русской диаспоре в Италии, русско-итальянским связям. Конечно, Мальцев мне был интересен как мой, скажем так, дважды соотечественник, как человек с итало-русской судьбой.
Были у меня даже какие-то личные сближения с Юрием Владимировичем. Он родился в один год с моей мамой в 1932 году; как и мама, он приехал из провинции, из Ростова и поступил в ЛГУ. Он услышал в Ростове, что в Ленинграде открылась кафедра романских языков, и уехал. Я, конечно, стал расспрашивать мою маму, когда узнал об этом обстоятельстве, но, к сожалению, она Мальцева не помнила. Она сказала, что студенты романской кафедры на общих лекциях сидели особняком, и контактов у нее с Юрием Мальцевым не было и не сложилось, в отличие от меня.
Он мне подарил свою основную книгу "Вольная русская литература"
Я познакомился достаточно быстро с Юрием Владимировичем, не мог обойти эту замечательную фигуру, потому что Юрий Владимирович и сам был одним из ярких представителей третьей волны, и писал об этой третьей волне, о диссидентах в Италии. Мы с ним много переписывались, встретились очно лет 15 тому назад. Он мне подарил свою основную книгу, благодаря которой был известен, "Вольная русская литература", мы тогда еще не знали, что я буду ее переиздавать.
Затем было несколько других важных импульсов. Я попал наконец-то года три-четыре тому назад, еще в ковидную эпоху, в Исследовательский центр Восточной Европы при Бременском университете. Конечно, меня в первую очередь интересовали итало-русские истории, русская эмиграция в Италии. Этот центр посвящен в основном инакомыслию, самиздату, третьей волне.
Юрий Мальцев. Вольная русская литература. 1955–1975. Франкфурт-на-Майне, Посев, 1976. Первое издание
Скажем так, по моей "епархии" там оказалось очень мало, всего лишь три фигуры, соответственно, три фонда – это Евгений Вагин, Юлия Добровольская и Юрий Мальцев. Уже его посмертный фонд, он скончался в 2017 году. Фонд, надо сказать, достаточно небольшой, хотя, как мне сказали, он пользуется интересом со стороны исследователей, но тем не менее я мало чего там нашел особо выдающегося: несколько известных мне статей, но при этом и несколько неизданных его работ опять-таки на тему самиздата, вольной русской литературы.
Итак, первая книга Мальцева, переиздание "Вольной русской литературы", о чем я рассказывал уже в вашей программе, Иван Никитич. После выхода этой книги произошло другое важное событие, которое меня подвергло в некоторую тревогу. Когда я общался с Юрием Мальцевым, потом, после его кончины, и, готовя книгу, общался с его друзьями, коллегами (очень немногими, он вел очень скромный образ жизни), я не знал, что он был женат и что у него осталась вдова.
Юрий Мальцев и Михаил Талалай, Бергамо, май 2013 г.
Но когда вышла книга, я познакомил с ней известного русиста Серджо Рапетти, который меня снабдил информацией о Мальцеве, он мне сказал: "Михаил, а ты послал вдове книгу?" Для меня это было, скажем так, открытием: вдова живет в Италии, а я ее не поставил в известность, и вот издаю книгу ее супруга. Конечно, я был смущен. Но, слава Богу, Татьяна Борисовна Носкова снисходительно отнеслась к моей оплошности. Мы с ней встретились, и не раз, она мне показала часть архива, которая осталась у нее дома, там нашлись тоже интересные бумаги. Эти бумаги я затем отослал в тот же Бремен, потому что мне казалось важным, если они соединятся и возникнет один-единый фонд Юрия Владимировича Мальцева, доступный для исследователей.
Юрий Мальцев. Фото с задней обложки "Вольной русской литературы", изд. "Посевом", 1976
Тогда же я стал, скажем так, глубже вникать в жизнь и творчество Юрия Владимировича и осознал, что, пожалуй, на первом плане у него была не эта книга "Вольная русская литература", которую он очень быстро, буквально за пару лет, написал и издал – и на русском, и на итальянском, и на немецком, и на шведском, у него был уже накоплен самиздатовский материал, он его обработал, конечно, осознал, проанализировал, издал, но главным в творчестве Юрия Владимировича в итоге стала книга "Иван Бунин": он посвятил ей почти 10 лет своей жизни.
Он первым с этой темой проник во многие архивы, чтобы досконально изучить жизнь и биографию Бунина
Этой книге не очень повезло: он писал ее лет 8–9, и столько же эта книга ждала своего издания. Она вышла в 1994 году. Несмотря на ее большой тираж и новизну, надо сказать, она не получила того резонанса, на который, вероятно, рассчитывал Юрий Владимирович, отдавая свою творческую энергию, собственно, всё свободное время этому проекту. Он первым с этой темой проник во многие архивы, во многие книгохранилища, чтобы досконально изучить жизнь и биографию Бунина.
Иван Толстой: Юрий Мальцев так начинает свою книгу:
"Из всех заново открытых русских писателей недавнего прошлого, в течение нескольких десятилетий насильственно предававшихся забвению, Бунин, пожалуй, самый интересный и загадочный, а его второе открытие – самое ошеломляющее. Начавший свой литературный путь, когда еще жили и творили Гончаров и Григорович, Салтыков-Щедрин и Лесков, Успенский и Жемчужников, личный друг Чехова, современник Льва Толстого, с которым он не раз встречался, Бунин проделал чрезвычайно интересную творческую эволюцию и пережил Бабеля, Пильняка, Замятина, Платонова и Михаила Булгакова. Он внес в русскую литературу неслыханные дотоле темы и звучания, создал свой ни с чем не сравнимый стиль и до сих пор поражает нас своей яркой необычностью и неожиданной современностью, так и оставаясь одинокой и до сих пор до конца не разгаданной фигурой в нашей литературе.
Большая слава пришла к Бунину поздно, уже на пятом десятке лет, перед самой революцией. Но по-настоящему он был оценен даже в этот период своего наивысшего успеха лишь немногими, прозорливо увидевшими в Бунине самую крупную фигуру начала века, гораздо более значительную, нежели гремевшие тогда и его затмевавшие Леонид Андреев, Куприн и Горький (этот последний, кстати говоря, был как раз одним из тех, кто сразу оценил талант Бунина и считал его лучшим русским писателем и поэтом эпохи).
Иван Бунин. Публикуется с любезного разрешения Archiv Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen, Фонд Ю. В. Мальцева
После революции, вынудившей писателя к эмиграции, Бунина почти перестали издавать в России (в 20-е годы вышло лишь четыре его небольших книжечки маленькими тиражами).
После 1928 года не только книги его были запрещены, изъяты из библиотек и уничтожены, но даже на само имя был наложен запрет. Например, в 1943 году замечательный писатель Варлам Шаламов, прославившийся впоследствии своими "Колымскими рассказами", был приговорен к 10 годам лагеря за то, что посмел назвать Бунина великим писателем.
Когда после смерти Сталина начали одного за другим извлекать из забытья русских писателей, среди "воскресших" оказался и Бунин. Одна за другой стали выходить и раскупаться с поразительной быстротой его книги.
Тем не менее Бунин до сих пор остается еще почти не исследованным писателем".
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, вы упомянули, что Мальцев много внес архивных материалов, им найденных. Но это, наверное, неудивительно, если он писал с 70-х до 80-х годов, а потом ждал издания. Но теперь-то Бунин, наверное, перекопан вдоль и поперек?
Михаил Талалай: Да, я с вами согласен. И это тоже, Иван Никитич, меня останавливало. Я историк, не литературовед, поэтому как переиздавать старую книгу про Бунина? Конечно, Мальцев мне интересен, и это прекрасно написанная книга, но ее, наверное, надо как-то комментировать, обогащать, насыщать новыми находками. Я обратился к знакомым филологам с просьбой назвать мне современного самого выдающегося, самого главного буниноведа. Мне назвали имя Татьяны Михайловны Двинятиной, при этом пояснив, что к ней не подступиться, она так страшно занята, что у нее просто не будет возможности вам отвечать, тем более заниматься переизданиями каких-то давних буниноведческих открытий (это оказалось явным преувеличением).
И тут вторая счастливая вещь, счастливое обстоятельство в переиздании этой книги: я с удивлением понял, что когда я был в Бремене, то я общался именно с ведущим буниноведом. Потому что наряду с Марией Классен, которая тогда была заведующей этим колоссальным архивом, мне очень помогла, меня опекала, меня водила даже обедать в университетскую столовую именно Татьяна Михайловна Двинятина. Кстати, в октябре Мария Классен, годами нас, исследователей, опекавшая в Бремене, вышла на пенсию, и теперь ее обязанности исполняет Татьяна Двинятина (вместе с ее коллегой Алесей Кананчук).
Татьяна Двинятина меня "благословила", сказав, что книга замечательная
После личного общения, после общих воспоминаний о Петербурге, поиска общих знакомых я был уверен, что Татьяна Михайловна мне не откажет и разъяснит мне, стоит ли переиздавать эту книгу или нет. Татьяна Двинятина меня "благословила", сказав, что книга замечательная, что еще раз можно о ней публике напомнить. Более того, она мне предоставила свою рецензию, которая вышла сразу после публикации книги Мальцева в одном академическом журнале, я предложил эту публикацию тоже вновь дать, конечно, освежить, кое-что подправить. И обновленная рецензия Татьяны Михайловны о книге Мальцева тоже включена в это наше новое переиздание.
Иван Толстой: Татьяна Двинятина откликнулась на книгу Мальцева в большой статье в журнале "Русская литература" во 2-м номере за 1997 год:
"Книга Юрия Мальцева "Иван Бунин" стала событием в потоке научных исследований о литературе конца XIX – первой половины XX в. В ней ясно и полно сказано новое слово о Бунине. Ее доступность и ее научные достоинства способны утвердить мнение о Бунине не только как о холодном парнасце, верном классическим заветам (дореволюционная критика), и о стойком художнике-реалисте, "строгом таланте" (советское литературоведение), но, в первую очередь, как о выдающемся мастере, новаторски изображающем неповторимость и незыблемость человеческого бытия.
Иван Бунин. Публикуется с любезного разрешения Archiv Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen, Фонд Ю. В. Мальцева
Конечно, это событие в известной мере подготовлено. Во-первых, статьями и рецензиями Степуна (чье понимание Бунина наиболее близко Мальцеву), а также Ходасевича и некоторыми положениями первой монографии о Бунине Зайцева (1934). Во-вторых, работами отечественных и зарубежных ученых, биографическими штудиями Бабореко и корректными и глубокими работами Сливицкой и других, а также научными изысканиями Вудворда и Поджоли. Наконец – и это, пожалуй, главное, – вряд ли можно переоценить роль бунинского личного архива, результатом работы над которым явилась эта книга, и помощь хранительницы архива Милице Грин, благодарностью которой Мальцев предваряет свой труд.
Масштаб и неординарность работы Мальцева позволяют говорить о ней как о самостоятельном важном этапе в осмыслении личности и творчества Бунина. Прежде всего потому, что Мальцев первый – как это ни странно – исследователь, который поставил себе целью написать историю Бунина-художника, адекватную самому Бунину, его личностным свойствам, душевной организации. Не в подтверждение какой-либо теории и не для того, чтобы на основании бунинского творчества какую-либо теорию создать или какую-либо закономерность обнаружить. Перед нами, если угодно, путь Бунина-художника "изнутри" Бунина-человека.
Татьяна Двинятина".
Михаил Талалай: Итак, появилось замечательное дополнение от ведущего буниноведа. Но кое-что нашлось неизданного у самого Мальцева. Повторю, что, когда я совершал операцию отсылки его личного архива, оставшегося у вдовы Татьяны Борисовны, в Бремен, кое-какие новые его бумаги по Бунину я нашел. Вообще вновь нашел массу материала – ксерокопий, дневников, редких его публикаций в эмигрантских изданиях, действительно целый мешок буниноведения. И нашел в том числе несколько вышедших после книги статей Юрия Владимировича, которыми я, естественно, дополнил основной корпус. Эти статьи были опубликованы в журнале "Континент", который выложен в сети и доступен, но теперь перед нами общий бунинский комплекс. Нашел также интересную и живо написанную рецензию Юрия Владимировича на издание дневников, совместных дневников и самого писателя, и его супруги Веры Николаевы Муромцевой-Буниной. Рецензия, как, собственно, и сама мемуарная книга, называется "Устами Буниных".
Иван Толстой: Из неопубликованной рецензии Юрия Мальцева на дневники Буниных.
Устами Буниных. Дневники. Франкфурт-на-Майне, Посев, 1977–1982
"Само слово "дневник" стало сегодня архаичным (если не считать, разумеется, его употребления с выхолощенным прикладным смыслом в деловых словосочетаниях, попадающихся в mass media). Люди перестали писать дневники, когда внутренняя жизнь утратила свою интенсивность и когда всё, что происходит с нами и внутри нас, перестало казаться серьезным. Термин "самопознание" сегодня применим лишь в приложении к Бердяеву и вне этого контекста кажется чуть ли не чудачеством. В наше время у людей лишь в экстремальной ситуации и на краю гибели рождается эта потребность вопрошать себя наедине с чистым листом бумаги в усилиях понять ускользающее, выразить невыраженное, зафиксировать достойное внимания. Три тома книги “Устами Буниных”, состоящей из дневников Ивана Алексеевича Бунина и Веры Николаевны Муромцевой-Буниной, были изданы в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов “Посевом” во Франкфурте-на-Майне и были доступны лишь русским читателям за рубежом.
Юрий Мальцев в своем доме в Бербенно (провинция Бергамо), 2008. Фото Владимира Тарасенко. Из книги Мальцева 2023 года
Это издание дневников под редакцией Милицы Грин, которая долгое время была хранительницей архива Бунина и которая провела неизбежные, к сожалению, в такого рода публикациях сокращения и отбор, было плодом долгого, кропотливого и любовного труда этой женщины, которой все мы должны быть бесконечно благодарны. Какой это кропотливый труд, кстати говоря, я мог сам убедиться, читая в архиве некоторые страницы дневников Бунина – почерк у него нелегкий, а выцветшие от времени чернила на некоторых страницах очень бледны и едва различимы. Иногда приходится просидеть битый час, чтобы расшифровать и прочесть одну единственную страницу.
Посчастливилось Бунину иметь рядом такую спутницу
Записи Бунина перемежаются записями Веры Николаевны (отмеченными тоже явным литературным талантом). Она бережно дополняет то, что Бунин недосказал, дает увидеть нам уже знакомое в новом ракурсе, охватывая его любовным взглядом со стороны. Самоотвержение и верность – два качества, которые ее более всего характеризуют. Посчастливилось Бунину иметь рядом такую спутницу. Те, кто знали ее до сих пор лишь по постыдному фильму Алексея Учителя “Дневник его жены”, могут теперь, сопоставляя, измерить всю бездну, отделяющую Бунина от сегодняшних служителей искусства".
Михаил Талалай: Я, конечно, понимаю Юрия Мальцева, которому был неприятен этот фильм. Сам Мальцев, который посвятил главную часть своей жизни великому писателю, очень деликатно отнесся к этой теме, к этому треугольнику, который неожиданно заполнил общественное сознание – благодаря в том числе этому фильму, скажем прямо, редкому фильму отечественному на тему "иной любви", и вот теперь Бунин стал знаменит совсем иначе. Мальцев, конечно, коснулся этой истории, но, повторю, коснулся очень деликатно, написал необыкновенно мало, и написал следующее.
Бунин любил людей около себя, в его доме всегда гостил кто-нибудь
"В 1924 году Бунин познакомился с начинающей писательницей Галиной Кузнецовой. Это была его последняя любовь. В 1927 году Кузнецова поселилась у Буниных. Вера Николаевна не ушла от Бунина, она, укротив собственные чувства, смирилась с ролью его верного друга и помощника. В ее дневнике мы читаем: “Я не имею права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину ‹…› – только бы от этой любви было ему сладостно на душе”. Но счастье сияло недолго. Уже в 1934 году Кузнецова охладела к Бунину. Он снова переживает, как в юности, муки любви. “Собственно уже два года болен душевно, – душевно больной”, – записывает он в дневнике 7 июня 1936 года. Кузнецова продолжает жить у него на вилле, но с 1934 года тут же поселяется (Бунин любил людей около себя, в его доме всегда гостил кто-нибудь, гостили годами) Марга Степун, сестра Федора Степуна, с которой у Кузнецовой устанавливаются интимные отношения. Жизнь на вилле приобретает характер некой сумасшедшей чертовщины, едва ли не в духе столь ненавистного Бунину творчества Достоевского".
Михаил Талалай: Таким образом, может быть, я ошибаюсь, но мне издалека кажется, что Бунин в массовую русскую культуру благодаря этому фильму, благодаря этому треугольнику попал второй раз, и попал, так скажем, совсем нетривиально. Первый раз, помню, всплеск общественного интереса к творчеству Бунина был именно не к собственно литературе, а к его публицистике, к "Окаянным дням". Помню, какой резонанс произвела публикация, републикация этих дневников, написанных во время революции и Гражданской войны. Мы, конечно, не будем сейчас этого касаться, это огромная, большая тема. Готовя "Бунина" Мальцева, я вспомнил о том оглушительном эффекте, и мне показался интересным подход Мальцева к тому тексту, который точно отличил бунинское восприятие революции от иных выступлений той поры – Горького, Короленко, Бердяева.
У Бунина отвращение к большевикам носит не только моральный, но и эстетический характер
Вот что пишет Мальцев: "У Бунина, как и у Набокова, отвращение к большевикам носит, пожалуй, не только моральный, но и, так сказать, эстетический характер. В этом проявилось его коренное свойство видеть в основе трагизма мира не контраст добра и зла, а контраст красоты и уродства". Очень интересна эта фраза из книги Юрия Мальцева.
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, позвольте такой каверзный вопрос: на сайте ImWerden у Никитина-Перенского в его библиотеке книга называется "Иван Бунин", как у автора, а у вас называется "Неизвестный Бунин". Что за своеволие такое, что позволило вам осмелиться на новое название?
Михаил Талалай: Иван Никитич, это болезненный для меня вопрос. Потому что, естественно, я хотел оставить первоначальное название, но издатель Игорь Александрович Савкин, весьма смелый издатель, раз он отваживается переиздавать, как вы уже знаете, книги, доступные в сети, он заявил, что название будет другим, что ему книгу надо продавать. И вот "надо продавать" звучало как мантра: "Ты книгу готовишь, я ее продаю", – и прочее. Человек он очень упрямый, и, несмотря на мои самые настойчивые попытки, а я даже подключил Татьяну Михайловну Двинятину, которая подтвердила, что это филологически неверно – переименовывать книгу после смерти ее автора, тут у издателя было просто неимоверное упрямство, мне сказано было категорично: "Книга пойдет с таким названием – "Неизвестный Бунин", мы даем к тому же новые материалы" и прочее.
Юрий Мальцев в Ломбардских Альпах, фото Татьяны Носковой-Мальцевой
В итоге пришлось развести руками, но при этом и посмотреть на другие бунинские книги, которые были переизданы. В частности, сейчас у меня в руках "Иван Бунин. Великий дурман": это – по стезе "Окаянных дней" – сборник его ярких антисоветских, антикоммунистических выступлений. На обложке написано: "Неизвестные страницы". Хотя все статьи, в общем-то, известны, будучи опубликованными в эмигрантской периодике. Более того, на обложке "Великого дурмана" поставлен гриф "Совершенно секретно". Это я чуть оправдываю издательство "Алетейя", которое изменило титул.
На обложку выбрали для меня совершенно неизвестный портрет Бунина
Пожалуй, последнее для них оправдание: на обложку в издательстве выбрали для меня совершенно неизвестный портрет Бунина, Бунина молодого, 1905 года, совершенно на себя непохожего. Автор тоже мне был неизвестен – некий Леонид Туржанский. Издатель заявил, что даст только этот портрет, никакого другого. Этот образ такого бледного скромного юноши, даже несколько с пухлыми щеками, он никоим образом не совпадает с тем, что сложилось в нашем общественном, коллективном сознании: Бунин как пророк, с огненным, жестким, яростным взглядом, впалые щеки, клиновидная бородка. Совсем другой Бунин, неизвестный Бунин. И сейчас, когда я разглядываю эту обложку с непривычным портретом и вижу это волюнтаристское название, как-то это всё во мне умиротворяется и совпадает.
Иван Толстой: Михаил Григорьевич, вышли теперь две книги Мальцева и в переизданиях, и существуют они и в первых своих печатных вариантах, выложенных в сети. А что дальше, есть ли в наследии Юрия Владимировича что-то еще, заслуживающее нового типографского тиснения?
Михаил Талалай: Я переиздал две книги Мальцева, конечно, мне хочется работу с его творчеством закончить третьей книгой. Похоже, Бог даст, она выйдет. Потому что Татьяна Борисовна, его вдова, недавно мне сообщила, что она нашла еще целый тюк бумаг, она раньше считала, что там только лишь ксерокопии, ничего интересного. Я приехал снова к ней в гости и нашел там новые вещи.
Во-первых, это собственные рассказы Юрия Владимировича, он пробовал себя и в литературе, скромно, но все-таки печатал свои рассказы в эмигрантской периодике. Так что нашлись эти газеты. Нашел несколько его публицистических статей. И самое неожиданное: нашел несколько очень важных писем, которые, мне кажется, можно собрать и в этом третьем томе, повторю, если Бог даст, наряду с неизданными текстами Юрия Владимировича можно дать и эти неожиданные письма.
Татьяна Носкова-Мальцева и Михаил Талалай, Бербенно, ноябрь 2024 г.
Сама вдова, Татьяна Борисовна, мне перед новой встречей написала: "Есть удивительное письмо вдовы Даниила Андреева". Я взял в руки это прекрасное письмо, написанное, когда вдова писателя-мистика впервые вырвалась за железный кордон в 1982 году, случайно взяла в руки книгу Мальцева о вольной русской литературе, увидела там страницы о Данииле Андрееве, тут же написала автору на нескольких страницах очень откровенную биографию мужа. Я стал сравнивать это с ее текстами, которые есть в сети, и понял, что передо мной совсем другой текст, с другой интонацией, очень доверительной, который, конечно же, я с удовольствием опубликую. Я привез эту пачку домой, стал перебирать письма и нашел еще одно письмо на машинке, отправленное в 1980 году, то есть тоже как отклик на книгу Мальцева о самиздате, подписанное "Саша С.". Кто это мог быть? Я думаю, что слушатели догадались – это огромное письмо от Саши Соколова, который в самом начале пишет: "Вам я впервые излагаю свою автобиографию". И далее на шести страницах – первый набросок его автобиографии. Так что Бог любит Троицу, и я надеюсь на третью книгу Юрия Владимировича.